Технологии открыли новые возможности для обмана, в очередной раз усложнив вечную борьбу между желанием лгать и желанием верить.
Честность, возможно, лучший принцип, но расчет и ложь — это то, что определяет нас, пишет Юджит Бхаттачарджи National Geographic.
Осенью 1989 года на первый курс Принстонского университета поступил молодой человек по имени Алекси Сантана (Alexi Santana), чья биография чрезвычайно заинтриговала приемную комиссию.
Не получив почти никакого формального образования, он провел свою юность на просторах Юты, где пас скот, разводил овец и читал философские трактаты. Пробежки по пустыне Мохаве подготовили его к тому, чтобы стать марафонцем.
В студгородке Сантана быстро стал кем-то вроде местной знаменитости. Он преуспел и по части учебы, получая «отлично» практически по каждой дисциплине. Его скрытность и необычное прошлое создавали вокруг него ореол загадочности. Когда сосед по комнате спросил у Сантаны, почему его постель всегда выглядит идеально застеленной, тот ответил, что спит на полу. Казалось, логично: тот, кто всю жизнь спал под открытым небом, не питает особой симпатии к кровати.
Да вот только правды в истории Сантаны не было ни капли. Где-то через 18 месяцев после зачисления одна женщина случайно узнала в нем Джея Хантсмана, шестью годами ранее учившегося в старшей школе Пало-Альто. Но даже это имя не было настоящим. В Принстоне в конце концов выяснили, что на самом деле это был Джеймс Хоуг, 31-летний мужчина, некоторое время назад отбывавший наказание в тюрьме штата Юта за хранение краденых инструментов и деталей от велосипеда. Он покинул Принстон уже в наручниках.
Годы спустя Хоуга арестовывали еще несколько раз по факту хищения. В ноябре, когда его задержали за кражу в Аспене, штат Колорадо, он снова попытался выдать себя за другого.
История человечества знает множество столь же искусных и опытных лжецов, каким был Хоуг.
Среди них были преступники, распространявшие лживые сведения, оплетавшие ими всех вокруг, как паутиной, чтобы получить незаслуженные блага. Так делал, например, финансист Берни Мейдофф (Bernie Madoff), в течение долгих лет получавший от инвесторов миллиарды долларов, пока его финансовая пирамида не развалилась.
Среди них были и политики, которые прибегали ко лжи, чтобы прийти к власти или удержать ее. Известный пример — Ричард Никсон (Richard Nixon), отрицавший малейшую связь между собой и Уотергейтским скандалом.
Иногда люди лгут, чтобы привлечь внимание к своей фигуре. Именно этим можно было бы объяснить заведомо ложное утверждение Дональда Трампа, будто на его инаугурацию пришло больше людей, чем когда Барак Обама впервые вступал в президентские полномочия. Люди лгут, чтобы загладить проступки. Так, во время летних Олимпийских игр в 2016 году американский пловец Райан Лохте (Ryan Lochte) утверждал, что стал жертвой вооруженного ограбления. На самом же деле он с другими членами сборной, пьяный, после вечеринки столкнулся с охраной, когда портил чужое имущество. И даже среди ученых, людей, казалось бы, посвятивших себя поиску правды, можно найти фальсификаторов: претенциозное исследование о молекулярных полупроводниках оказалось не более чем обманом.
Эти лжецы обрели известность из-за того, что лгали вопиюще нагло и с самыми разрушительными последствиями. И все же в таком мошенничестве нет ничего сверхъестественного. Все эти самозванцы, аферисты и самовлюбленные политики — лишь вершина айсберга той лжи, которой опутана вся человеческая история.
Оказывается, обман — это то, с чем мастерски справляются практически все. Мы с легкостью лжем незнакомцам, коллегам, друзьям и любимым, лжем по-крупному и по мелочам. Наша способность быть нечестными настолько же глубоко сидит в нас, как и необходимость доверять окружающим. Забавно, что именно поэтому нам так сложно отличить ложь от правды. Лживость настолько тесно связана с нашей природой, что было бы справедливо сказать, что вранье — человечно.
Впервые вездесущность лжи была системно зафиксирована Беллой ДеПауло (Bella DePaulo), социальным психологом из Калифорнийского университета в Санта-Барбаре. Около двадцати лет назад ДеПауло с коллегами попросила 147 человек в течение недели записывать каждый раз, когда и по каким обстоятельствам они пытались ввести окружающих в заблуждение. Исследование показало, что в среднем человек врет раз или два в день.
В большинстве случаев ложь была безобидной, она была нужна, чтобы скрыть промахи или чтобы не задеть чужие чувства. Кто-то использовал ложь в качестве отговорки: например, сказал, что не вынес мусор просто потому, что не знал, куда. И все же, иногда обман был призван создать ложное впечатление: кто-то уверял, что он — сын дипломата. И хотя за такие проступки и винить особенно нельзя, более поздние подобные исследования ДеПауло показали, что каждый из нас хотя бы раз врал «серьезно» — например, скрывал измену или делал ложное заявление о действиях коллеги.
Тот факт, что у каждого должен быть талант к обману, не должен нас удивлять. Исследователи предполагают, что ложь как модель поведения появилась вслед за языком. Способность манипулировать другими без использования физической силы, вероятно, предоставила преимущество в борьбе за ресурсы и партнеров, подобно эволюции обманных тактик, таких как маскировка. «По сравнению с другими способами концентрации своей силы, обманывать легче. Намного легче лгать, чтобы получить чьи-то деньги или состояние, чем ударить по голове или ограбить банк», — объясняет Сиссела Бок (Sissela Bok), преподаватель этики из Гарвардского университета, одна из самых известных теоретиков в данной области.
Как только ложь была признана исконно человеческой чертой, социологи и нейробиологи начали предпринимать попытки пролить свет на природу и истоки такого поведения. Как и когда мы учимся врать? Откуда берутся психологические и нейробиологические основы лживости? Где для большинства проходит грань допустимого? Исследователи говорят, что мы склонны верить лжи, даже когда она однозначно противоречит очевидным фактам. Эти наблюдения наводят на мысль о том, что наша склонность к обману других, как и предрасположенность стать жертвой обмана, особенно актуальны в век социальных медиа. Наша способность как общества отделять правду от лжи находится в большой опасности.
Когда я был в третьем классе, один из моих одноклассников принес лист наклеек с гоночными машинами, чтобы похвастаться. Наклейки были просто замечательные. Я так хотел их заполучить, что во время урока физкультуры остался в раздевалке и переложил лист из рюкзака одноклассника в свой. Когда школьники вернулись, мое сердце бешено колотилось. В панике испугавшись, что меня разоблачат, я придумал предупредительную ложь. Я сказал учителю, что два подростка прикатили к школе на мотоцикле, зашли в класс, порылись в сумках и убежали с наклейками. Как вы могли догадаться, эта выдумка рассыпалась при первой же проверке, и я скрепя сердце вернул то, что стащил.
Мое наивное вранье — поверьте, с тех пор я стал хитрее — соответствовало моему уровню доверчивости в шестом классе, когда друг сказал мне, что у его семьи есть летательная капсула, которая может перенести нас в любую точку мира. Готовясь к полету на этом воздушном судне, я попросил родителей упаковать мне несколько обедов для путешествия. Даже когда мой старший брат давился от смеха, я все равно не желал усомниться в утверждениях моего товарища, и в конечном итоге его отцу пришлось сказать, что меня развели.
Ложь, подобная моей лжи или лжи моего друга, была обычным делом для детей нашего возраста. Как и развитие навыков речи или ходьбы, ложь является чем-то вроде одной из основ развития. В то время как родителей беспокоит ложь их детей — для них это сигнал начала потери невинности — Канг Ли (Kang Lee), психолог из Университета Торонто, считает, что такое поведение у малышей — сигнал: когнитивное развитие на верном пути.
Чтобы исследовать детскую ложь, Ли и его коллеги используют простой эксперимент. Они просят ребенка угадать спрятанную от него игрушку по проигрываемой аудиозаписи. Для первых игрушек аудиоподсказка очевидна — лай собаки, мяуканье кошки — и дети отвечают с легкостью. Последующие проигрываемые звуки вообще не связаны с игрушкой. «Ты включаешь Бетховена, а игрушка в итоге — машинка», — объясняет Ли. Затем экспериментатор покидает комнату под предлогом телефонного звонка — ложь во имя науки — и просит малыша не подглядывать. Вернувшись, он спрашивает ответ и затем задает ребенку вопрос: «Ты подсмотрел или нет?»
Как выяснили Ли и его команда исследователей, большинство детей не могут устоять перед тем, чтобы подсмотреть. Процент детей, которые подглядывают и затем лгут об этом, зависит от возраста. Среди двухлетних нарушителей только 30% не признаются. Среди трехлетних лжет каждый второй. А к 8 годам уже 80% утверждают, что не подсматривали.
К тому же, с возрастом дети начинают лгать лучше. Трех- и четырехлетние дети обычно просто выпаливают правильный ответ, не понимая, что это выдает их с головой. В 7-8 лет дети учатся скрывать свою ложь, намеренно отвечая неправильно или пытаясь сделать так, чтобы их ответ выглядел логичной догадкой.
Пяти- и шестилетние остаются где-то посередине. В одном из экспериментов Ли использовал игрушку Динозавра Барни (персонаж американского мультсериала «Барни и друзья» — прим. Newochem). Пятилетняя девочка, отрицавшая, что подсмотрела за ширму, попросила Ли пощупать спрятанную игрушку перед ответом. «И вот она кладет свою руку под ткань, закрывает глаза и говорит: „А, я знаю, это Барни". Я спрашиваю: „Почему?" Она отвечает: „Он фиолетовый на ощупь"».
Ложь становится хитрее, по мере того как ребенок учится ставить себя на чье-то место. Известная многим как модель мышления, эта способность появляется вместе с пониманием чужих убеждений, намерений и знаний. Следующей опорой лжи являются исполнительные функции мозга, отвечающие за планирование, внимательность и самоконтроль. Двухлетние вруны из эксперимента Ли показывали лучшие результаты в тестах модели психики человека и исполнительных функций, чем те дети, которые не лгали. Даже среди 16-летних хорошо лгущие подростки превосходили по этим характеристикам неважных обманщиков. С другой стороны, дети с аутизмом, как известно, имеющие задержку в развитии здоровой модели психики, не сильно хороши во лжи.
Недавно утром я вызвал Uber и поехал навестить Дэна Ариэли (Dan Ariely), психолога из университета Дьюка и одного из лучших в мире экспертов в области лжи. И хотя интерьер машины выглядел опрятно, внутри стоял сильный запах грязных носков, а водитель, несмотря на вежливое обращение, с трудом ориентировалась в дороге к месту назначения. Когда мы наконец добрались, она с улыбкой попросила дать ей оценку в пять звезд. «Безусловно», — ответил я. Позже я дал оценку в три звезды. Я успокоил себя мыслью, что лучше не вводить в заблуждение тысячи пассажиров Uber.
Ариэли впервые проявил живой интерес к нечестности около 15 лет назад. Просматривая журнал во время длительного полета, он наткнулся на тест на сообразительность. Ответив на первый вопрос, он открыл страницу с ответами чтобы посмотреть, был ли он прав. Вместе с тем он мельком взглянул на ответ на следующий вопрос. Неудивительно, что продолжая решать в том же духе, Ариэли в итоге получил очень хороший результат. «Закончив, я понял, что обманул сам себя. По-видимому, я хотел знать, насколько умен, но в то же самое время и доказать, что я настолько умен». Этот эпизод пробудил у Ариэли интерес к изучению лжи и других форм нечестности, который он сохранил по сей день.
В экспериментах, которые проводит ученый со своими коллегами, добровольцам дают тест с двадцатью простыми математическими задачами. В течение пяти минут они должны решить как можно больше, а потом им платят за количество правильных ответов. Им говорят бросить лист в бумагорезку перед тем, как сказать, сколько задач они решили. Но на самом деле листы не уничтожаются. В итоге выясняется, что многие волонтеры лгут. В среднем они докладывают о шести решенных задачах, когда на самом деле результат равен примерно четырем. В разных культурах результаты одинаковы. Большинство из нас врут, но только немного.
Вопрос, который Ариэли находит интересным, — не почему так многие из нас лгут, но скорее почему они не лгут намного больше. Даже когда размер вознаграждения значительно увеличивается, добровольцы не повышают степень обмана. «Мы даем возможность украсть много денег, а люди обманывают только немного. Значит, что-то не дает нам — большей части из нас — лгать до самого конца», — говорит Ариэли. По его словам, причина в том, что мы хотим видеть себя честными, потому что в той или иной мере усвоили честность как ценность, преподнесенную обществом. Именно поэтому большинство из нас (если вы, конечно, не социопат) ограничивают количество раз, когда хотят обмануть кого-то. То, насколько далеко большинство из нас готовы зайти, — Ариэли с коллегами показали это — определяется социальными нормами, родившимися в результате негласного консенсуса, — как, например, взять домой пару карандашей из канцелярского шкафа на работе стало чем-то негласно приемлемым.
Подчиненные Патрика Коуэнберга (Patrick Couwenberg) и его партнеры по судейской коллегии в Высшем Суде округа Лос-Анджелеса считали его американским героем. По его словам, он был награжден медалью «Пурпурное сердце» за ранение во Вьетнаме и участвовал в тайных операциях ЦРУ. Судья также мог похвастаться впечатляющим образованием: степени бакалавра по физике и магистра психологии. Ничто из этого не было правдой. Когда его разоблачили, он оправдывался тем, что страдает патологической склонностью ко лжи. Однако от увольнения это его не спасло: в 2001 году вруну пришлось освободить судейское кресло.
Среди психиатров нет общего мнения, есть ли связь между психическим здоровьем и тягой к обману, хотя люди с определенными расстройствами и вправду особенно склонны к определенным видам обмана. Социопаты — люди с антисоциальным расстройством личности — используют манипулятивную ложь, а нарциссисты лгут, чтобы улучшить свой имидж.
Но есть ли что-то уникальное в мозгу людей, лгущих больше остальных? В 2005 году психолог Ялинь Янь (Yaling Yang) и ее коллеги сравнили сканы мозга взрослых людей из трех групп: 12 регулярно лгущих, 16 антисоциальных, но нерегулярно лгущих людей и 21 человек без антисоциального расстройства и привычки лгать. Исследователи обнаружили у лжецов как минимум на 20% больший объем нейроволокон в префронтальной коре, что может свидетельствовать о том, что в их мозгу — более прочные нейронные связи. Возможно, это подталкивает их ко лжи, поскольку они с большей легкостью врут, чем другие люди, или, может быть, это, напротив, стало результатом частого обмана.
Психологи Нобухито Абе (Nobuhito Abe) из Киотского университета и Джошуа Грин (Joshua Greene) из Гарварда просканировали мозг испытуемых с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии и обнаружили, что нечестные люди демонстрировали более высокую активность в прилежащем ядре — структуре в базальных отделах переднего мозга, играющей ключевую роль в выработке вознаграждений. «Чем больше возбуждается ваша система вознаграждений от возможности получить деньги, — даже в совершенно честном состязании — тем больше вы склонны жульничать», — объясняет Грин. Иными словами, жадность может повышать предрасположенность ко лжи.
Одна ложь может вести к следующей, снова и снова, как это видно из спокойной и невозмутимой лжи таких серийных мошенников, как Хоуг. Невролог из Университетского колледжа Лондона Тали Шарот (Tali Sharot) и ее коллеги в своем эксперименте продемонстрировали, как мозг приучается к стрессу или эмоциональному дискомфорту, сопровождающему нашу ложь, благодаря чему в следующий раз нам становится легче обманывать. На сканах мозга участников команда исследователей уделяла основное внимание миндалевидной железе — участку, занятому в обработке эмоций.
Исследователи обнаружили, что с каждым обманом реакция железы была все слабее, даже если ложь становилась серьезнее. «Возможно, мелкие обманы могут привести к более крупным», — утверждает Шарот.
Многое из того знания, с помощью которого мы ориентируемся в мире, нам рассказывают другие люди. Без нашего изначального доверия к человеческому общению мы бы были парализованы как индивиды и не имели бы социальных отношений. «Мы очень многое получаем благодаря доверию, и от того, что иногда нас дурачат, вред сравнительно невелик», — говорит Тим Левайн (Tim Levine), психолог из Университета Алабамы в Бирмингеме, называющий эту идею теорией правды по умолчанию.
Природная доверчивость делает нас изначально уязвимыми к обману. «Если вы кому-нибудь скажете, что вы пилот, он не будет сидеть и думать: „А может, он не пилот?" Почему он сказал, что он пилот? Никто так не думает», — говорит Фрэнк Абигнейл-младший (Frank Abagnale, Jr), консультант по безопасности, чьи преступления молодости, включающие в себя подделку чеков и выдачу себя за пилота самолета, послужили основой для фильма «Поймай меня, если сможешь». «Поэтому мошенничество и работает: когда звонит телефон и определитель номера показывает, что это налоговая служба, люди машинально думают, что это налоговая служба. Им не приходит в голову, что кто-то может подделать номер вызывающего абонента».
Роберт Фельдман (Robert Feldman), психолог из Университета штата Массачусетс, называет это «преимуществом лжеца». «Люди не ожидают лжи, не выискивают ее и зачастую хотят слышать именно то, что им говорят», — поясняет он. Мы почти не сопротивляемся обману, который нас радует и успокаивает, будь то лесть или обещание невиданных выгод от инвестиций. Когда нам лгут люди, у которых есть богатство, власть, высокий статус, нам еще легче проглотить эту наживку, что доказывают сообщения доверчивых журналистов о якобы ограбленном Лохте, чей обман впоследствии быстро вскрылся.
Исследования показали, что мы особенно уязвимы для лжи, которая согласуется с нашим мировоззрением. Мемы, в которых говорится, будто Обама родился не в США, отрицаются изменения климата, вина за теракты 11 сентября возлагается на американское правительство и распространяются прочие «альтернативные факты», как назвал свои заявления об инаугурации советник Трампа, становятся все популярнее в интернете и социальных сетях именно из-за этой уязвимости. И опровержение не ослабляет их влияния, поскольку люди оценивают предоставленные доказательства сквозь призму существующих мнений и предубеждений, говорит Джордж Лакофф (George Lakoff), профессор когнитивной лингвистики в Калифорнийском университете в Беркли. «Если вы сталкиваетесь с фактом, который не вписывается в ваше мировоззрение, вы его либо не замечаете, либо игнорируете, либо высмеиваете, либо оказываетесь в замешательстве — либо жестко его критикуете, если видите в нем угрозу».
Недавнее исследование, проведенное Брайони Суайр-Томпсон (Briony Swire-Thompson), доктор когнитивной психологии в Университете Западной Австралии, доказывает неэффективность фактической информации в развенчании неверных убеждений. В 2015 году Суайр-Томпсон и ее коллеги предоставили примерно двум тысячам взрослых американцев одно из двух утверждений: «Прививки вызывают аутизм» или «Дональд Трамп сказал, что прививки вызывают аутизм» (несмотря на отсутствие соответствующих научных доказательств, Трамп неоднократно утверждал, что такая связь есть).
Неудивительно, что участники, являвшиеся сторонниками Трампа, почти без колебаний приняли эту информацию, когда рядом с ней стояло имя президента. После этого участники ознакомились с обширным исследованием, в котором объяснялось, почему связь между прививками и аутизмом — заблуждение; затем их снова попросили оценить степень веры в эту связь. Теперь участники, независимо от политических убеждений, согласились, что связи не существует. Но при повторной проверке спустя неделю оказалось, что их вера в дезинформацию опустилась почти до первоначального уровня.
Другие исследования показали, что доказательства, опровергающие ложь, могут даже усилить веру в нее. «Люди склонны думать, что знакомая им информация истинна. Поэтому каждый раз, когда вы ее опровергаете, вы рискуете сделать ее более привычной, из-за чего опровержение, как ни странно, становится даже менее эффективным в долгосрочной перспективе», — говорит Суайр-Томпсон.
Я сам испытал этот феномен на себе вскоре после того, как поговорил со Суайр-Томпсон. Когда друг прислал мне ссылку на статью со списком десяти самых коррумпированных политических партий мира, я тут же опубликовал ее в группе в WhatsApp, где было около сотни моих школьных друзей из Индии. Мой энтузиазм был вызван тем, что на четвертом месте в списке был Индийский национальный конгресс, в последние годы замешанный во множестве коррупционных скандалов. Я сиял от радости, потому что я — не фанат этой партии.
Но вскоре после публикации ссылки я обнаружил, что этот список, куда были включены партии из России, Пакистана, Китая и Уганды, не был основан ни на каких цифрах. Его составил сайт под названием BBC Newspoint, что похоже на какой-то солидный источник. Однако я выяснил, что он никак не связан с настоящей компанией BBC. В группе я извинился и сказал, что в этой статье, скорее всего, написана неправда.
Это не помешало остальным несколько раз за следующий день снова скинуть ссылку в группу. Я осознал, что мое опровержение не возымело никакого эффекта. Многие мои друзья, разделявшие неприязнь к Партии Конгресса, были уверены, что этот список верен, и каждый раз, делясь им, они неосознанно, а может быть, и осознанно, делали его более легитимным. Противостоять выдумке фактами было невозможно.
Как в таком случае помешать стремительному наступлению неправды на нашу общую жизнь? Ясного ответа нет. Технологии открыли новые возможности для обмана, в очередной раз усложнив в вечную борьбу между желанием лгать и желанием верить.
По материалам Inosmi.ru
Иллюстрация - кадр из фильма "Обмани меня"